— Как вы ловко подметили на счет коллег, герр Кампфер. Но, я отношусь так ко всем людям, буль то коллеги или высокопоставленные лица. Где находится ресторан, как ни странно, Майер знал. Он часто проезжал мимо него, направляясь домой.
Фридерманн завел двигатель, выключил на бортовом компьютере блокировку колес и плавно нажал на газ. Машина с легким шумом двинулась вперед. Мужчина сильнее надавил на педаль, выезжая на свою полосу для движения. Руки свободно лежали на руле, лишь изредка корректируя направление, иногда он кидал взгляды в зеркала, и тогда натыкался на фигуру ректора. Тот темным пятном маячил справа. Благо майор был левшой. Если бы кто-то сидел слева от него, это сильно бы давило на психику. Память былого все не оставляла его. Именно слева значился старый шрам под ребрами...

— Думаю потому, что они боятся тех, кто будет за меня мстить. Мои друзья не менее сумасшедшие. - Майер не стал добавлять, что имеет здесь в виду себя. Ректор был достаточно умен, чтобы понять это самостоятельно. Тем более, что разговаривать за рулем он не привык. Да и просто не хотел отвлекать себя. Он никогда бы не смог забыть той аварии, что случилась по его вине. По вине его болтливого языка. Тогда погиб его самый близкий друг. С тех пор майор старался избегать разговоров на дороге.
До ресторана они добрались достаточно быстро. Транспорта было еще не так много, хотя постепенно он, несомненно, прибавлялся. Он аккуратно припарковал машину поближе ко входу, выключил двигатель и заблокировал колеса. Затем он так же изящно вылез из салона, и, подождав пока Исаак тоже покинет автомобиль, включил сигнализацию.
— Что же, начнем наш пафосный вечер. - И он чеканной солдатской походкой направился ко входу.

Как и ожидалось, ресторан был полон фешенебельного шика. Но Фридерманн предпочел не рассматривать ни зал, ни малочисленных посетителей. Заведения он судил по качеству обслуживания и наличию музыки. Вернее ее отсутствием. Майора вовсе не удивило, что Исаак здесь постоянный клиент. Такие места и люди его типы были просто созданы друг для друга. Мужчина скривил губы в презрительной усмешке. Богатых людей он не переносил на дух. Они смотрели на всех с высока и презирали тех, кто этих денег не имел. Хотя, именно в последние годы, Майер стал одним из таких. Но презирал он людей по совсем другой причине. Вернее по нескольким.
Майер поморщился, когда меню принесла девушка. Уже вторая за этот день. Он почти брезгливо взял из ее рук меню и углубился в разборе блюд. Немецкую кухню он не очень жаловал. Хотя вот лосось в соусе из бренди очень импонировал ему.
— Уже выбрали, что будете брать?

Фридерманн еще раз заглянул в меню. Судя по ценам, ресторан был для людей, достаток которых явно превышал достаток ректора. Хотя, в переводе на евро, цены его собственно ресторана были приблизительно одинаковыми со здешними. В голове зароились мысли о том, что и Кампфер имеет свои дополнительные источники для добывания денег. Но какие?
Официантка тихо проскользнула мимо плеча преподавателя, молча ожидая заказа. Исаак уже продиктовал ей свой выбор и теперь выжидательно смотрела на Майера.
— Прошу вас, картофельные клецки, штокенгер и гевюрцтраминер. - Вино он выбрал несомненно одно из пяти лучших во всем мире, как и ректор. Но не потому, что он хотел показаться в его глазах компетентным в этом отношении. Просто к полу-мясному, полу-мучному штокенгеру очень подходило белое вино.

Майер проследил за взглядом Исаака. Тот, несомненно, смотрел вслед удаляющейся официантке, о чем-то раздумывая. Но знать о чем именно, как-то совсем не хотелось. Безусловно, к гетеросексуальным отношениям мужчина относился спокойно, но никак не мог понять, как мужчины могут уживаться с этими странными существами, зовущимися женщиной. Быть может большую роль сыграло то, он слишком много времени провел среди мужчин. А может и то, что мать питала к нему чересчур сильные для матери чувства.
Вопрос был типичным вопросом ректора преподавателю. Более того, это был первый раз, когда они вот так встретились, в спокойной обстановке, с глазу на глаз.
— Вольность, говорите? Хорошо, позволю. Но только лишь в том случае, если взамен смогу задать вам тоже один вопрос. - Фридерманн снял очки и потер внутренние уголки глаз. В полутемном помещении сквозь линзы смотреть было немного много. Сетчатка будто рвалась на части. Он аккуратно положил их рядом с собой на стол. — Если быть откровенным, мне просто немного надоело разъезжать по миру. Сейчас очень спокойное время, нигде в мире нет войн. Почему бы не занять себя тем, что одновременно приносит деньги, и позволяет вполне себе бесплатно тренироваться, одновременно с обучением этих самых дубовых голов. - Майор внимательно посмотрел на ректора. —Мой ответ себя исчерпал?

— Вы полностью правы, милейший. Такие слова мне незнакомы, на деле. Безусловно, мне приходилось их слышать. Хотите сказать вы можете сделать что-то бескорыстно? - Майер облокотился на спинку кресла, закинув ногу на ногу и отсутствующим взглядом оглядел зал. Всего лишь несколько занятых столиков. Никакого движения. Чинно, медленно, размеренно, они поглощали пищу, ведя неспешный разговор о мелочах, которые несомненно выглядели в их глазах глобальными проблемами. Именно этому всегда поражался Фридерманн, сторонне наблюдая за богемным обществом.
Майор вернулся из мира мыслей, снова обращая взор к ректору
— Не хотелось бы задавать вопрос, если у меня нет стопроцентной уверенности получить на него ответ.

Майер еще издали заметил приближавшуюся с заказом девушку, и отвел взгляд. Он сидел, нервно барабаня пальцами по столу, до тех пор, пока она не соизволила удалиться.
— О? Неужели люди, подобные вам, действительно могут делать что-то не ожидаю ничего получить взамен? Я искренне удивлен. - На самом деле майору было все равно. Ректор, безусловно, интересовал его, отчасти, но в эту часть вовсе не входило знание его морального облика. Он взял в руки бутылку гевюрцтраминера и плеснул немного в высокий винный бокал. В подобном месте было не уместно вести себя привычно и пить вино наподобие водки одним махом, тем более Фридерманн привык подстраиваться под обстановку. Изящным движением он взял бокал за ножку и поднес к лицу, слегка прикрыв глаза, он вдохнул еле ощутимый аромат напитка, посмотрел на его прозрачность, слегка покачнув его внутри стекла, и сделал маленький глоток, смакуя букет на языке. Затем он так же осторожно поставил бокал на стол и посмотрел на Исаака. Все, чем тот возможно был занят все это время, скрылось от глаз мужчины.. Но реплику Кампфера он не оставил без внимания:
— Раз обещаете, позвольте мне знать, за что вас так привлекают женщины. На сколько мне удалось заметить, за это недолгое время, проведенное с вами, вы не преминете обращать на них внимание, если они есть в поле вашего зрения. Я побывал во многих странах, но более уродливых женщин, нежели в Германии, еще не видел. - Фридерманн говорил правду. Даже в Африке, женщины были куда красивее, хоть и имели почти черный цвет кожи. Несмотря на неприязнь к этому полу, общаться с ним приходилось, и довольно часто. И, так как наблюдательность - отличительная его черта, не замечать мелких деталей он не мог.

Ответ Исаака так рассмешил Фридерманна, что буквально несколько минут он хохотал без остановки. Как оказалось, привлек внимание всех посетителей, которые косились на него с возмущением и осуждением. Да, здесь он высказал несоответствие с их ленивой размеренностью. Но эпатировать ему не привыкать. С самого рождения Майер был центром всеобщего внимания, будь оно негативным или положительным. В обществе он всегда занимал центровую позицию, ибо умел выставить себя в выгодном свете. Хотя, молодость все еще билась в жилах майора, поэтому нередко ему хотелось выглядеть в глазах людей бесшабашным молодым человеком. Вряд ли кто либо даже из его друзей, знал, насколько молодо может выглядеть этот мужчина, и на сколько сливаться с толпой молодежи.
Окончив смеяться, Майер сделал глоток вина и не скрывая насмешки, ответил:
— Вам кажется чудом, когда такая лукаво улыбающаяся стерва ставит на вас ноги и пользуется вашей к ней привязанностью? Мне кажется у вас извращенное представление не только о женщинах, но и о самих чувствах. - Майор взял с блюда клецку и откусил небольшой кусочек, мерно прожевывая. — Кстати, кто сказал вам что я патриот? Мне кажется, что это все ваши домыслы. Я никогда не любил Германию в ее нынешние годы. Я бы больше предпочел жить в средневековье. По крайней мере тогда люди действительно знали что такое честь и истинная женская красота. - Маейр всегда ловко лгал. Жить в те времена он хотел только потому, что это было темное время, когда кровь текла по земле рекой, когда непрестанные балы застилала глаза алкоголем, когда безнаказанно можно было творить непотребства. Майер никогда не говорил того, о чем на самом деле думает.

Майор дожевывал свою клецку. Ресторан дорогущий, а готовили здесь даже хуже, чем в самом захудалом кафе на Гаваях. Но здесь ему было не привыкать. При нескольконедельном походе в горы, без дополнительного провианта, еще при учебе а академии, приходилось питаться куда более противной едой, вроде жуков, кореньев и сырого мяса. Майер до сих пор помнил, что полковник избрал для похода специально сезон дождей. И костром там совсем не пахло. Да и мясом тоже. На всю группу из 20 человек, включая полковника, один револьвер, и тот, у него. Поэтому даже эти клецки казались райским блюдом, на фоне того. Переживал недоперченый картофель, Фридерманн снова обратил взор к ректору, который методично резал свой рулет. Какой не пафосный заказ, право слово!
— Не надейтесь, умирать я пока не собираюсь. По крайней мере в ближайшие несколько десятилетий точно. - Он сделал глоток вина, запивая мелкий кусочек сосиски коризо. — Я правильно вас понял, и не пытался переиначить ваши слова. Боюсь, что я все сказал именно так, как вы описали. Просто в более грубой форме. Видимо вы плохо расслышали. Стареете, наверное. - Мужчина невозмутимо поедал свой штокенгер, соблюдая в каждом движении этикет. Прожевав очередную небольшую порцию он ответил Кампферу на его язвительное заявление, которое, признаться,  немало позабавило:
— Вы видимо говорите о раннем средневековье, где люди не знали о том, что такое ванная и столовые приборы. Я же говорю о периоде XIV - XV веков, позднее средневековье. Когда интеллигенции был знаком водопровод и серебряные столовые приборы, и медики могли побороть заразы в виде чумы или холеры. Я, поистине, смог бы найти эту эпоху, если бы у меня была машина времени, а так... За неимением оной прозябаю здесь, в скучной современности.

Фридерманн обмакнул клецку в соус штокенгера и аккуратно откусил еще кусочек. Больше всего он любил это блюдо, потому, что так звали погибшего в той злосчастной аварии друга. Всегда, когда он заказывал его, вспоминались годы, проведенные вместе. Нет, это не было ностальгией, всего лишь дань тому, кого он фактически убил своими руками. Кого любил больше родного брата и уважал больше полковника. Не больше, не меньше.
— Считаете не придумали? Полагаю ученые, уже давно занимающиеся этими вопросами, что-то несомненно изобрели, но просто скрывают это от нас.
Вопрос о средних веках был закрыт. Да, и только у вас она извращенная, Кампфер.
— О? Я уже успел довести вас, герр Кампфер? - Майор сделал пару глотков и продолжил: — Боюсь что моя любовь доводить людей выросла в привычку, от которой мне очень сложно отказаться. Лучше скажите мне, почему Вы всегда так ядовиты? Дантист случайно ставил вам не те зубы в детстве?

— Вам только так кажется. Могу поспорить, что существуют люди, умеющие использовать 200% своих мозгов. - Майер проследил за тем, как любовно водит пальцем Исаак по кромке бокала. Именно так, сам майор любил "ласкать" бокалу ножку. Это, несомненно, завораживало. Преподаватель вздохнул, как человек, уставший от всего:
— Видимо вам все же плохо зубы вставили, теперь они у вас болят, и поэтому вы так злобствуете.

— Верно, это вам только кажется. - Солгу и глазом не моргну. И где мои манеры? - Думал Майер, пережевывая дольку жгучего лука. Острое он любил как никто, поэтому, взяв со стола перечницу, он высыпал на штокенгер добрую половину всего имевшегося там перца. Теперь блюдо действительно можно было есть, оно обладало тем неповторимым слегка острым привкусом, к которому так привык майор.
Каким бы странным это не казалось, но людей становилось все больше. Это начинало раздражать. Голоса резали слух и, несомненно, мешали сосредоточиться на беседе, и, главным образом, на еде. Но даже не смотря на это, он спокойно ответил смотря Исааку прямо в глаза:
— Разве я веду себя по-хамски? Я же говорил вам, что это все сила привычки. порой я не могу отделить себя от этого, мы с моим хамством неразлучны.

Фридерманн, изрядно наевшись половиной всего принесенного, немного отодвинул от себя тарелки и сложил столовые приборы, как полагается, на само блюдо.
— Не думаю, что мне знакомо понятие красоты. Особенно в этом смысле. - Майер вздохнул не менее легко, чем Исаак. — Знаете, это как с процессом чистки зубов. Пусть не хочется, а надо. - Так оно и было, отчасти. Хотя необходимости хамить он не видел. Это была привычка, годами вырабатываемая для профессии. Теперь же ее сложно было искоренить, пусть даже место и время могли с этим повременить.
— Герр Кампфер, - Майер посмотрел на собеседника сквозь стекло поднятого бокала, — как думаете, к чему мы с вами здесь сидим?

— На самом деле, я не пытался думать о том, зачем вас приглашаю. У меня был свободный вечер, который было нужно чем-то занять. Как раз вы были рядом. Я думал, что у вас найдутся идеи, на этот счет. - Фридерманн и правда не знал. зачем они здесь. Он внимательно оглядел Исаака. Исключил из списка женоподобность, думая, что все же, этот человек ему интересен. По крайней мере потому, что умел ставить себя в общении с кем бы то ни было, на правильную позицию. Пусть даже правильную лично с его точки зрения. Майер уважал людей, не изменяющих своим принципам. Наверное потому, что сам никогда не сходил с выбранного пути.