--------- Начало игры -------------

Несколько дней в Мюнхене пролетели как плотный тяжелый кошмар, оставляющий после себя странное ощущение ирреальности происходящего. Получив увольнительную в связи со смертью отца, Людвиг смутно и отвлеченно воспринимал происходящее, пока не увидел своего ворчливого старика в черном смокинге, чинно и мирно лежавшего в гробу.  Церемония кремации прошла в кругу только самых близких покойника, детей, вдовы, младшей сестры с мужем. Женщины комкали кружевные платочки в тонких пальчиках, и старались изображать скорбь, чтобы не испортить макияж. Мужчины держались ровно и спокойно. Людвиг позволил себе несколько ободряющих фраз Хильде,  которая была невероятно хороша в черном платье, элегантно облегающем  девичью фигурку. Сердечный приступ. Официальная, задокументированная причина смерти никого не удивила. С сердцем у Вильгельма Йенсена, полпреда министра здравоохранения Баварии были серьезные проблемы. Злые языки пошучивали в сторонке, что не выдержал мужчина темперамента своей юной супруги, но в общем даже язвили как то деликатно, в рамках приличий.
Старый доктор, давний друг семьи, присутствовавший при вскрытии, с какой-то рассчитанной случайностью сказал в присутствии Людвига и его брата несколько странных фраз, после смято торопливо извинился, и ушел. А в мыслях Йенсена поселилась тяжелая болезненная хмарь сомнений и подозрений. Потом оглашение завещания, которое не удивило никого, кроме Хильды.  Бедной маленькой кукле Барби старый прижимистый муж не оставил ничего. Был правда другой контракт – брачный, но там были оговорены алименты супруге в случае развода и то по истечении пяти лет совместной жизни.  Какой мужчина в 55 лет, имея молодую жену и успешную карьеру, думает о смерти?
И в Эттенхейм можно было вернуться только за документами, потому что теперь не было ни принуждающей воли отца, ни диктата его требований к детям. «Там посмотрим», - решил юноша, садясь в самолет, и возвращаясь в Германию с тяжелым сердцем, и массой самых невероятных предположений.
Автобус от аэропорта шел только до центра города, а после нужно было ждать другой, чтобы добраться до территории университета. В пять утра на пустой остановке, можно только наблюдать, как город начинает просыпаться, отряхиваясь, входя в свой привычный ритм. Рядом остановилась машина, из которой  вышли двое парней, которые сразу уставились на высокого худого студента, что-то обсуждая между собой.
Людвиг, привыкший к подобному предпочел отвернуться, достал из кармана такие неуместные зимним утром темные очки,  и, надев их, стал просто смотреть на дорогу, стараясь забыть о столь пристальном внимании к своей персоне.
И оказался банально не готов к тому, что внезапно на лицо ляжет мужская ладонь с платком, пропитанным эфиром, а другой мужчина тут же предусмотрительно перехватит удар, ловя отбивающегося мальчишку в цепкий капкан сильных рук.
Уплывающее сознание Людвига ловило обрывки странного разговора.
- Забавный вкус у Юргена.... я думал будет постарше... угу... не знаю где Юрген откопал этого чудика, но что наша принцесса удивится – это точно...
Черный полог тяжелого забытья медленно сползал, даря Людвигу все радости ощущений от головной боли, понимания, что он находится в каком-то очень маленьком и тесном пространстве, притом запястья перекручены и стянуты, а на лице плотная маска, с прорезями для глаз и для ноздрей. Маска пахла новой кожей, этот специфический тон пробивался даже через одуряющий аромат клубники, от которого Людвиг задыхался. В прямом смысле этого слова. Ему стало по настоящему страшно. Страшно вот так вот умереть в закрытом ящике, от дыхательной асфиксии, потому что плотная кожаная маска стягивает лицо, фиксируя нижнюю челюсть так, что не дает возможности не то что глотнуть воздуха, но даже произнести что-либо, позвать на помощь...
То, что коробку куда-то несут, угадывалось по ощущению движения. Поставили. Трель звонка, потом еще одна... Но из-за приступа, Людвиг уже не мог сосредоточится на этой странной игре в «угадай что происходит», он дернулся,  когда коробку снова ненадолго подняли, снаружи слышались мужские голоса, а внутри легкие были скованы немым спазмом, и каждый вдох продирался через ощущение боли в грудной клетке.

Так уж устроен человек, что в кризисных ситуациях ему некогда думать. Коробка открылась, и невольно зажмурившись, Людвиг забился в приступе сдавленного кашля, клокотавшего в горле. Чертова аллергическая астма проявилась из-за клубничного спрея, коим друзья Себастьяна, обмениваясь пошлыми шуточками  щедро «надушили» «подарок» перед тем как запаковать коробку.
Первое что сделал получатель, это полюбопытствовал, о том, что за физиономия скрывалась под стильной садо-мазо-готичной маской. Воздуха стало больше. Жадно глотая его ртом, Людвиг старался дышать как можно реже и медленнее.  Он даже не в  силах был удивиться, узнав золотоволосого доктора из университета,  кабинет которого никогда почему-то не пустовал. Хотя ребята в университете были далеко не хилые.  Короткий укол, незаметной болью влился в общий поток ощущений юноши. Но не на долго... мышцы, болезненно скрученные спазмом, расслабились, и дышать стало легче. Альбинос лежал, сомкнув веки и смаковал каждый вдох, стараясь понять, что же все-таки произошло.  Судя по вопросу, заботливый хозяин квратиры был озадачен тем же.
- Не знаю, - выдавил Йенсен, едва разлепив пересохшие губы, и осторожно сел. Тряхнул головой, отчего снежные пряди рассыпались по плечам, а отросшая челка, упала на глаза, и невольно скривился. Резкие движения отдавались ломящим эхом в затылке.  О том, что в мире полно людей, мягко говоря, странных, Людвиг знал, но по счастью, с проявлениями странностей человеческого мышления сталкивался редко. Кожаный костюм, идиотские банты, коробка, вокруг которой валялась смятая блестящая подарочная обертка – все это было атрибутами какой-то очень уж извращенной затеи. Почему Людвиг вспомнил нежного доктора выходящим из Ламборджни, и артистичным жестом отряхивающего с песцового воротника, своего немыслимого красного пальто, невесомые снежинки.
- Либо вы, герр доктор – законченный извращенец, - прямо высказался юноша, - либо все это – какая-то шутка. В любом случае, из нас двоих вы знаете о происходящем больше, хотя бы, потому что вы у себя в квартире, а я в этом, - альбинос мрачно посмотрел на валяющуюся тут же маску, - странном костюме.
Рубиновые искорки в глубине глаз недобро полыхнули.
- Зачем я вам понадобился, да еще в таком... странном виде?

Отредактировано Людвиг Йенсен (2009-01-21 00:36:58)

Доктор Деверо вообще был шутником. Начиная от его манеры общения со студентами, навещающими медкабинет, в котором, сам Людвиг старался не бывать без крайней на то необходимости – вроде плановых медосмотров, но и тех наблюдений, что успел сделать хватило, чтобы прийти к определенным выводам. Шутки у Себастьяна Деверо были... э... странные.
Потому что в систему жизненных понятий и ценностей 18-летнего Людвига Йенсена не вписывались. Возражать юноша не стал из вежливой привычки не спорить со старшими и понимания факта, что переубеждать заблуждения других людей – занятие бессмысленное.
Стянутые лентой запястья были не слишком серьезным препятствием движениям, ибо достаточного тренированному человеку не составит труда ни сесть, ни подняться на ноги, если сами ноги не связаны. Впрочем, в золотоволосой голове обаятельного блондина в расстегнутой рубашке были какие-то свои представления о мире, отношениях и, как оказалось, подарках.
- Может лучше... – юноша хотел было предложить мужчине развязать ленту на руках, но игривая нота в поведении Себастьяна вызвала легкий ступор, и вместе с тем любопытство, которое и продиктовало Людвигу решение – просто позволить себе посмотреть, что будет дальше?
Как гостеприимный хозяин, Себастьян, разумеется, устроил гостю, ну или подарку – не будем придираться к словам, небольшую экскурсию по дому, начавшуюся со спальни.
Оказавшись на кровати, Йенсен ощутил странную уверенность, что короткая экскурсия, похоже в спальне и закончилась, тем более, что устроившийся рядом молодой мужчина явно не намеревался показывать свои дипломы, фотоальбомы и коллекцию музыкальных дисков.
- оу... – юноша удивленно, и деликатно улыбнулся, в ответ на признание доктора и пробормотал без особого энтузиазма, - поздравляю вас.
Мягкий воркующий голос Себастьяна выстраивал цепочку предположений и аргументов, свою, разумеется, но дающую информацию, которой юноше хватило, чтобы сделать собственные выводы.
«не в то время, не в том месте»... – это было ключевое во всей фразе Себастьяна. Белые ресницы на пару мгновений сомкнулись, пряча тревогу в темно-алых зрачках, когда мужчина оказался недопустимо близко. Было в этом что-то...  очень и очень далекое от той близости, когда партнеры по спаррингу оказывались в подобной комбинации на матах в спортзале.
Похоже, друзья, о которых упомянул Себастьян, действительно с кем-то договорились, похоже на той остановке в центре города в пять утра было столь маловероятно встретить другого человека, что у мужчин, затащивших альбиноса в машину и не возникло сомнений, что юноша не тот человек, с которым был согласован сценарий такого вот подарка.
- Если кто-то и соглашался на эту авантюру, то это точно был не я, - осторожная не то усмешка, не то улыбка тронула тонкие губы блондина
Вполне логичный расклад не смущал, бы, если бы, к примеру, на месте именинника была девушка. Хотя, зная Людвига можно было с уверенностью утверждать, что в этом случае смутился бы он намного сильнее.
- Сказать о чем? – недоумевающий взгляд юноши растворился в теплом янтаре глаз Деверо, а на бледном лице самого Людвига отразилось совершенно искреннее непонимание фразы врача.
Он невольно напрягся, попытавшись передвинуться выше по кровати, согнув в колене правую ногу, так чтобы ощутить под ступней опору.
- И почему вы называете меня «сладким», герр Деверо? Я конечно понимаю, что торт – обязательный атрибут праздника, но все же между ним и мною нет ничего общего...
Ну совершенно ничего.

Прикосновение мужской руки к собственному бедру вызвало у Людвига оторопь. В нем не было и намека на случайность или шутку, и такой намек оказалось бесполезно искать в лукавых глазах цвета виски, взгляд которых был таким... провокационным, испытующим... в общем, у Людвига просто не было эпитетов для того чтобы охарактеризовать то непонятное, что читалось в расплавленном янтаре за угольно-черными ресницами, которым позавидовала бы любая девчонка.
Умению целоваться – тоже. Хотя губы Себастьяна были совсем не женскими, не столь безвольно-мягкими, без привкуса помады, или скользко-силиконовой искусственности. Черт, это было даже приятно, особенно если закрыть глаза, и не думать, что... целуешься с мужчиной. Чувственная ласка искусных губ рождала желание ответить на эту игру, очень сдержанное желание, подобное светлому вермуту, внутри чувственной терпковатой сладости которого покоятся кубики льда, брошенные барменом на дно фужера, прежде чем подать заказанное клиенту.
И все же парень оставался парнем: ни нежное лицо, ни изумительная сияющая кожа, ни умопомрачительные глаза Себастьяна не могли быть достаточно веским аргументов против всех норм и правил нормально-воспитанного юноши, которые и составляли тот самый приличный кусок льда называющийся «моральные устои».
Альбинос выгнулся, стараясь разорвать контакт тел,  уклониться от непрошенного поцелуя, от того, как отзывалось собственное тело на прикосновения пальцев блондина к коже живота. И Себастьян чутко уловил это. Легкий, чуть насмешливый вопрос, и возвращенная свобода рукам словно поддразнивали юношу, провоцируя на выбор реакции между «правильной» - а именно оставить доктору пару ссадин и разбитый нос – в качестве бонуса к подарку на день рождения, и логичной, которая подразумевалась у человека воспитанного, пусть и попавшего в нелепую и непривычную ситуацию.
И сколь бы не было сильным желанием выбрать вариант номер раз, Йенсен все же был мальчиком правильным. Порой до скучности в своих суждениях, но что есть, то есть.
Едва пальцы доктора распустили ленту, стягивавшую руки, и юноше рывком удалось расслабить атласные перевивы меж своих запястий, избавляясь, наконец, от этого ограничения собственных действий, как он. Резко сев на кровати, юноша процедил, стараясь все же говорить сдержанно
- Вы заблуждаетесь, герр Деверо, - заснежено-рубиновая ярость в недобро суженных глазах студента читалась столь отчетливо, что у любого представителя homo sapience непременно проснулся бы инстинкт самосохранения, даже погребенный под гнетом того самого эволюционного превосходства царя природы над своими менее разумными предками, - сняв пробу с крема, рано судить о вкусе торта.
Но кажется, золотоволосое чудо обладало истинным талантом позитивного восприятия событий.
- Спасибо за заботу, герр Деверо, мне будет гораздо приятнее избавиться от этого идиотского костюма и переодеться во что-либо более... обычное, а то боюсь, что проявления аллергии могут оказаться самыми неадекватными, и плохо контролируемыми лекарствами, хотя, по счастью анафилактический шок мне не грозит.
Юноша тактично сдержал желание предупредить хозяина квартиры, что умирать в постели лучше от старости, а уж умирать в собственной постели – это вообще моветон. Настоящий мужчина должен закончить свое бренное существование непременно на поле брани, обагрив свой меч кровью пары десятков врагов... и вообще... Что поделать, Людвиг предпочитал читать исторические романы, чем гулять по ночным клубам. Потому и в осведомленности юноши о современных нравах были не просто белые пятна. Мир, которым жил Себастьян представлялся альбиносу какой-то извращенной Terra incognita, познавать которую особого желания не было.

Отредактировано Людвиг Йенсен (2009-01-24 22:33:00)

«Если он еще раз назовет меня «сладким», то я...»
Разумеется, Людвиг не представлял, что именно он «то...». По счастью для доктора, Йенсен, хоть и был психом, но неврастеником не являлся. Пока по крайней мере. С такими приключениями, да в такой компании, недолго и сменить ориента... то есть особенности реакции на внешние раздражители.
На лице Альбиноса можно было явственно прочесть титанические усилия над собой, заключавшиеся в применении методов аутотренинга одного из самых харизматичных героев Астрид Линдгрен. Правда, увы, получалось у студента плохо.
Когда нежные пальцы самоуверенного блондина коснулись подбородка, юноша резко перехватил руку Себастьяна у самого запястья, пресекая продолжение таких фривольных провокаций.
Полыхающая алая ярость  во взгляде курсанта схлестнулась с ласковой иронией, плещущейся в золотисто-карих глазах француза.
- Полегче, герр доктор, -  предупредительно-вежливый тон и спокойная улыбка, тронувшая бледные губы, говорили о том, что если уж Деверо сам развязал ленту, довольно качественно ограничивавшую свободу «подарка», то должен бы подумать и о том, как альбинос может распорядиться этой свободой.  Видимо обаятельный француз о подобном не задумывался, либо оптимистично надеялся, что юноша броситься на него с объятиями, а не с желанием в этих самых объятьях задушить. Хотя красивые люди вообще не склонны задумываться...
Отпустив руку врача, Людвиг был готов к продолжению нервирующего разговора о сладком, но Дэверо благоразумно предпочел увеличить дистанцию между собой и своим подарком, и даже выполнить просьбу гостя.
«Видимо это особенность характера – не доводить ничего до конца» - подумалось альбиносу, когда хозяин квартиры, достав рубашку, забыл что обычные брюки к ней пойдут гораздо лучше, чем то кожаное красно-черное безобразие, обтягивавшее ноги Йенсена в данный момент.
Ласковый шепот и это уже невыносимое «sucré» в предложении «выпить чаю» вызвали у альбиноса короткий смешок.
- С удовольствием, герр Деверо, только без сахара, и не волнуйтесь, я смогу отыскать и ванну, и кухню в вашей квартире. Со спортивным ориентированием у меня всегда было все в порядке

Все же в своем кабинете доктор был более официальным, и это шло на пользу его имиджу. Людвиг вдруг озадачился вопросом, сколько же лет этому солнечному, радостному человеку, который наотрез отказывался воспринимать слова своего гостя. Судя по поведению не больше 15... И внешне выглядит настолько юным, что, наверное у него требуют паспорт, когда Себастьян покупает сигареты или алкоголь.
Возмущенно злиться на манеру поведения золотоволосого чуда, было невозможно, уже потому что такая тактика поведения оказалась бессмысленной.
Отчето-то Людвигу вспомнился кузен – забавный жизнерадостный раздолбай 11 лет. Секрет взаимопонимания  с мальчишкой был прост, как карамелька: с ним нужно было соглашаться во всем.
Видимо с Себастьяном тоже.
- Ты можешь перестать говорить мне такие вещи, - буркнул альбинос, чувствуя, как от невинного комплимента, сказанного мужчиной начинают гореть щеки, - это так глупо.
Первая попытка найти способ общения с Деверо, не удалась.
Оставшись один, юноша, не долго думая заглянул в тот самый шкаф, откуда Себастьян добыл рубашку. Там же, кроме умопомрачительных дизайнерских галстуков, шейных платков, весьма неординарных жакетов и кучи самого разнообразного хлама, который в иных кругах называют эксклюзивными моделями одежды, обнаружились и вполне обычные темные брюки.
Разница в росте между молодыми людьми была несущественна, в комплекции  - вполне компенсировалась затянутым ремнем, который Людвиг экспроприировал вслед за брюками.
Переодевшись, юноша, с присущей ему аккуратностью сложил бредовый кожаный костюм, оставив его на краю кровати, и решил, что заставлять хозяина ждать дольше необходимого – совсем уж невежливо.
Появившись на кухне, он чуть смущенно улыбнулся, сообщив:
- Извини, ты забыл найти к рубашке брюки, и я позволил себе небольшую наглость...
Это «извини, ты», - скользнуло с губ так просто и естественно, что альбинос понял, что перешел грань вежливости лишь когда  был вовлечен в ритм танцевальных движений, подвижным и игривым блондином.
- Вальс? – непонимающий взгляд, виноватая улыбка были ответом. Стремительный взбалмошный Деверо несся по череде жизненных впечатлений и собственных сиюминутных желаний с такой скоростью, что студент уже оставил попытки понять, что именно твориться  в его мыслях, - и вальс, и польку, и кадриль, - отчитался он довольно сухо и только тут понял, что ладонь его лежит на талии блондина, и мягко переступая в танцевальных па, сам Людвиг старается сдержать стремительность именинника, который, кажется даже и не думает, что кухня – не самое подхоящее для танцев место.
- Хорошо, Себастьян, - тихо произнес юноша, останавливаясь, и заглядывая в лицо врача, - если ты так хочешь, мы можем когда-нибудь потанцевать.
«Когда-нибудь съездить в диснейленд, когда-нибудь купить тебе пони, когда-нибудь....» -  кажется вторая попытка использовать эту тактику в общении удалась Йенсену лучше чем первая.
- А сейчас, я был бы признателен тебе, за возможность позвонить родным, - Альбинос осторожно присел на высокий стул, и выдохнул, - а друзья у тебя и правда... балбесы.
Все встало на свои места, но отчего-то ни радости ни морального удовлетворения от этого факта, Людвиг не ощущал. Себастьян так искренне обрадовался «подарку», что  разочаровывать его было как-то даже .. неловко, словно именно он, Людвиг отобрал у радостного ребенка плюшевого мишку.

Отредактировано Людвиг Йенсен (2009-01-28 11:26:54)

То ли Людвиг привык к Себастьяну, то ли просто успокоился, когда все встало на свои места. Но сейчас мальчишеская беззаботность Деверо юношу даже забавляла. Чуть-чуть. Но это чуть-чуть хватило, чтобы улыбаться в ответ на мечтательную улыбку француза. Взяв телефон, Йенсен по памяти набрал  Хильды. Было бы лучше позвонить тете, но ее номера Людвиг не помнил. Девушка ответила сразу. И когда юноша назвался, рассыпалась бессмысленно-нежными словами, добавив в конце тирады о соскученности и беспокойстве, что Альберт собрался в Эттенхайм.
- Уже? – в голосе студента не было и тени удивления.
- Он хочет, чтобы ты подписал какие-то бумаги... Ты знаешь, о чем идет речь? –  растерянные интонации,  звучавшие в трубке, вызвали у Людвига желание успокоить девушку.
- Догадываюсь. Хильда, милая, все будет хорошо, поверь.
- Мне ничего не остается больше, как верить. Моника сегодня прямо спросила меня, когда я собираюсь уезжать? Но мне ... мне некуда идти.
Людвиг лишь поджал губы, мысленно удивившись тому, что в Мюнхене нет больше отелей, но комментировать Хильду не стал.
- Приезжай тоже.
- Но разве это будет удобно?
- Если придется сказать про нас... лучше, чтобы ты была рядом.
Какой-то шум, разговор на заднем плане, и через минуту в трубке зазвучал энергичный голос тетки.
- Что случилось? Ты потерял телефон? Почему звонишь с чужого номера, где ты вообще?
Моника тараторила без умолку, и из опыта,  юноша знал, что отвечать нет необходимости, разве что на последний вопрос.
- Я.. у друга. Моника, может быть скажешь мне, зачем Альберт собрался в Эттенхайм?
- Не только он, но и я и Штейнберг, думаю, ты не будешь против, если мы поживем в «твоем» доме.
То как было выделено тоном это «твоем» вызвало у альбиноса кривую злую усмешку.
Роскошный особняк в две дюжины комнат был записан отцом на имя младшего сына вовсе не из какого-то приступа щедрости. Занимаясь политикой, Вильгельм Йенсен демонстрировал обществу свой фонд созданный для борьбы с раком, благотворительные акции онкологического центра,  хоспис, но все это подавалось так, чтобы не видно было, какие деньги стояли за всеми этими организациями. Так что дом был вложением средств, и паны отца на него были таковы, что к совершеннолетию сына особняк оказался бы сдан лет на 20 в аренду, или снова продан, или еще что-нибудь.
- Разумеется я буду только рад. Я скучаю здесь без вас, - фраза прозвучала холодно и ровно, как и положено звучать вежливой лжи, - А сейчас извини, тетя, я не могу долго говорить.
Моника успела добавить, что встречать их Людвиг может в доме, не утруждая себя поездкой в аэропорт, и выключила телефон, по мнению юноши, исключительно из вредности не дав Хильде закончить разговор.
Палец машинально нажал на кнопку «окончание разговора», и студент, опустил руку с сотовым, коснувшись плеча Себастьяна, чтобы тот мог забрать телефон.
Неожиданная тихая просьба даже не смутила. Мысли Людвига сейчас были далеко от фривольной манеры поведения доктора, от странных непонятных намеков, и обжигающих комплиментов.
- Ты – забавный, доктор Себастьян Деверо, - сообщил он мягко, - прости за испорченный день рождения, ладно?
«Прости» -  мысль была горькой, как вкус предательства.
Белые пальцы легко, едва касаясь прошлись по прядям золотых волос мужчины, словно пытаясь сгладить то чувство вины, которое кололо Людвига глубоко внутри.
- Мне ужасно неловко,  герр Деверо, - он намеренно вернулся к официальному тону, - но так получилось, что из-за затеи ваших друзей я сейчас остался без денег и документов. А мне нужно хотя бы открыть дом к приезду родственников, - вы не одолжите мне...
Людвиг вдруг осекся. Тонкие губы изогнулись в легкой улыбке, а красные глаза озорно блеснули. И мысль попросить  пару десятков евро на такси стала неактуальной.
- Хотите, мы устроим вечеринку в честь вашего дня рождения у меня в особняке?  Мои родные будут не в восторге... но это такой пустяк, а мне хочется сделать ваш день рождения настоящим праздником. Ну как?
Можем сейчас поехать, посмотреть что там можно устроить, ну а того парня, которого ваши друзья собирались посадить в коробку на самом деле, они могут привезти вместе с моими вещами прямо туда.
По лицу альбиноса легко можно было угадать, что он волновался, предлагая такую идею французу.
Но истинной причиной такого желания было вовсе не желание устроить для Себастьяна праздник, а нежелание оставаться наедине с ,очень уж активными в решении своих дел, родственниками, приезд которых стал  неприятной неожиданностью.

Деверо был прав. Прав в двух вещах, и наверное с той уникальной прозорливостью слепцов, которые на краткий миг обретают что-то похожее на дар пифий, чей затуманенный курениями разум рождает видения. Рассказы о которых всегда непонятны до того мгновения, пока стечение обстоятельств не сложится так, что будет удобно вспомнить предсказанное и содрогнуться от того, что оно не было понято вовремя.
Первой вещью было то, что Людвиг действительно не понимал, о чем именно толковал обаятельный доктор с нежным лицом и странной, чересчур, на взгляд Людвига, шумной и деятельной манерой поведения.
Вторым же озвученным фактом было то, что Людвигу было плевать на колючие нотки обиды в голосе блондина. Для склада мышления юноши было очень характерно: следовать до конца в реализации, пришедшей на ум, идее. Главное, что Деверо согласился. Почему – было не важно.
Важным было, чтобы Себастьян и дальше не возражал идеям юноши, а для этого нужно было быть...
Терпимее, юноша, терпимее...
Он не отдернул руку, когда прохладные сухие пальцы буквально обожгло касание  мужских губ. И желание сделать это никоим образом не отразилось на бледном, несколько напряженном лице.
Людвиг не понимал эмоций Себастьяна, а потому не знал, что тот хочет услышать в ответ.
В мире было много людей, которым было удобно говорить ожидаемое ими. Преподаватели, другие курсанты, отец, брат, Хильда...
Но что говорить мужчине, который ведет себя так, словно ухаживает за ним как за девушкой, альбинос не знал. Именно потому и оставался  между ними тонкий, словно тот самый латекс, который в самые интимные моменты человеческой жизни, является защитой, барьер.
Неуверенная улыбка вышла почти без искусственной натянутости. А голос звучал с самой неподдельной уверенностью.
- Вполне, - в уголках глаз образовались лучики хитрого прищура, а лукавое лицо юноши, смотревшего сверху вниз на именинника выражало совершенное удовольствие от предвкушения реакции любимой родни, - я...просто ... хочу ... сделать это для тебя, Себастьян, - тихие слова были теми самыми, которые сейчас, вероятно всего нужны были Деверо – в этом Йенсен был почти уверен.
- Ну а теперь, вставай и поехали. Ты забыл, что у меня нет ни денег, ни документов,  и даже если бы были, спиртное мне не продадут, хотя... – альбинос поднялся, и вернув свободу руке, которую удерживали пальцы Себастьяна, уверенно перехватил запястье мужчины и потянул, вынуждая того встать с пола, - а тебе-то продают, или  требуют водительские права или паспорт?
Уже в коридоре, ногой отодвинув в сторону «подарочную упаковку», студент поинтересовался, так, для проформы, может он ли сегодня совершенно обнаглеть и присвоить себе на время куртку или плащ хозяина этой квартиры, или воспаление легких, бронхит и полный букет простудных заболеваний  только порадуют Деверо, как профессионала?
Как все риторические вопросы, этот имел только одно подходящее решение. А вот организация вечеринки...
- Давай, пока ты будешь за рулем, я сам обзвоню твоих друзей? – предложил юноша, снимая с плечиков умопомрачительное алое пальто с песцовым воротником, и помогая блондину надеть его с той уверенностью, которая присутствует в соблюдении приятных мелочей этикета у хорошо воспитанных мужчин... разве что не в адрес представителей своего пола.

Отредактировано Людвиг Йенсен (2009-01-31 00:44:12)